Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы молча шли с Имраном домой, обдумывая услышанное. Когда Имран рассказал Вели-беку и ханум о том, что говорил председатель, бек раздраженно сказал:
— Время покажет, кто из них прав — председатель Совета или Юсиф-киши. Мы переживаем тревожные дни, и меня уже трудно чем-либо удивить.
— Ну подумай, для чего такому уважаемому и пожилому человеку, как Юсиф-киши, говорить неправду? — бросила Джевдана-ханум мужу. — Наверно, он что-то знает! Не станет же зря болтать!
— Ну… не уверен, — засмеялся бек. — Он ведь не работает в Гепеу, чтобы знать такие вещи… — Ханум обиженно поджала губы. Бек в задумчивости прошелся по комнате. — Да, сейчас не очень-то разберешься, кому и чему верить. И все же надо быть осторожным… Советская власть настолько хитра, что может поймать зайца, не слезая с арбы. И потом, Джевдана-ханум, запомни: времена сейчас не наши, а таких бедняков, как Будаг и ему подобные! Ты же сама читала в газете их лозунг: «Пролетарии и беднота всех стран мира, соединяйтесь!» К тому же завтра ашура, траурный день, посмотрим, кто говорит правду, а кто сочиняет, тот ли, кто выступал в мечети, или Юсиф…
АШУРА
И наступил день ашуры — траурный день у шиитов в месяц мухаррам по мусульманскому летосчислению.
Народ с рассвета стал стекаться на площадь. Женщины и дети поднялись на плоские крыши домов и расселись там, чтобы получше разглядеть траурную церемонию ашуры — ежегодно отмечаемую годовщину убийства имама Гусейна и его семьи в Кербеле, которого называют еще и мучеником Кербелы.
Когда мне было лет восемь, я впервые увидел мистерию в день ашуры, которую отмечали в каждом шиитском селении. Однако я мало что помнил с тех пор. Кербелаи Аждар, который был у нас накануне, рассказывал Вели-беку и Джевдане-ханум, что даже в самой Кербеле день ашуры не сопровождается такими церемониями, как в Шуше.
— А в этом году, — говорил Кербелаи Аждар, — ашура пройдет особенно с большим шумом из-за слухов, что большевики собираются ее запретить. Моллы и их помощники тщательно готовят свои кварталы к этому дню. Им деятельно помогают и те, кто якобы представляет новые власти: учитель Мирза Гулуш вместе с заведующим отделом народного образования и милиционером Мердинли без устали бегают по площади и показывают, кто где должен стоять.
С минарета мечети Гехар-ага муэдзин призвал народ приготовиться к началу мистерии. Во всех кварталах города руководители религиозных процессий сзывали участников.
В караван-сарае, находившемся в верхней части Шайтан-базара, ворота были наглухо закрыты. Здесь переодевались и гримировались основные герои — артисты: будущий имам Гусейн, Хазрат Аббас, воинский начальник шиитов, и тут же их религиозные противники — Шумр и Езид, и даже человек, которому предстояло сыграть роль коня имама Гусейна, — Зюльджахан. За плотно закрытыми воротами караван-сарая тихо ржали лошади, на которых будут выезжать участники мистерии, звенели мечи, которыми они будут биться.
И вот из разных кварталов города, в которых жили мусульмане, вышли колонны, предводительствуемые белорубашечниками, вооруженными кинжалами и связками цепей. Белорубашечники почти сразу же стали в фанатической истерии плакать и наносить себе раны кинжалами.
Окровавленные одежды подогревали их исступленность, и они еще больше усердствовали, чтобы показать свое мужество окружающим. В идущих за ними колоннах слышались подбадривающие вопли приверженцев шиитской ветви ислама: «Али — незапятнанный! Али — чистый! Али — лев!»
Сколько самозабвенной уверенности было на лицах истязающих себя людей!.. Верилось, что так было на самом деле в те далекие времена.
Прибывали все новые и новые отряды из кварталов Гуйлуг, Мамси, Гаджиюсифли, Кочарли и Нового квартала.
Зрители тесно прижались к домам, чтобы не мешать шествию. Специальные люди раздавали приготовленный из отпущенного властью сахара шербет.
Каждый, кто подносил стакан с шербетом ко рту, произносил традиционное: «Здоровья имаму! Проклятье Езиду!»
Молодые люди в белых рубахах, высоко подняв свои окровавленные головы, с неистовством кричали: «Вай Гасан! Вай Гусейн!» — и потрясали кинжалами.
Те, кто шли в колоннах, тоже ухитрялись получить у разносчиков шербета стакан-другой и тут же выпивали.
Было много желающих полакомиться прохладным и сладким (а главное, бесплатным) напитком. Старались заполучить стакан то у одного, то у другого разносчика.
В непосредственной близости от мечети были воздвигнуты шатры, в которых «томились» пойманные суннитами шииты, которым была уготована «скорая смерть».
Слышны крики и плач несчастных женщин; только дети, участвующие в мистерии и не понимающие смысла происходящего, смеялись, вызывая окрики и негодование взрослых.
Сторонники Езида отличались тем, что голова и шея у них были повязаны, красными платками, символизирующими пролитую ими кровь. Те, кто олицетворял собой мучеников-шиитов, по-настоящему колотили себя цепями по спине. Причем, размахнувшись, они могли ударить и стоявшего рядом человека, не вызывая его нареканий.
Окровавленные тела, кровоточащие раны, разбитые головы, губы, руки и ноги — все это делалось в память имама, которого более тысячи лет назад одержимые фанатизмом люди убили в песчаной аравийской пустыне.
И все эти люди искренно желали искупить своей кровью страдания погибших единоверцев.
Солнце стояло в зените, когда развернулись основные события, разыгрываемые в мистерии. Присутствующие наблюдали «смерть» грудного младенца, которому Езид собственноручно проткнул горло стрелой, и Алиакбера — старшего сына Гусейна. А потом имаму Хазрат Аббасу «отрубали» руки — сначала одну, а потом другую.
Долго длилась сцена боя между Езидом и имамом Гусейном, Шумром и Хазрат Аббасом. Собравшиеся ликовали, слыша мудрые и смелые ответы имама Гусейна на вопросы арабов, которые встретились ему в пустыне.
Красочное зрелище, несмотря на жестокость и грубость сцен, привлекло внимание не только простой темной толпы, но представителей власти. Сам председатель укома вместе с работниками местного Совета наблюдал за происходящим, сидя на балконе столовой, здесь же, на площади. Причем «убитый» сторонник имама не сходил со сцены, продолжал размахивать мечом.
Так ли было на самом деле, какова последовательность действа — никто не знал.
В сцене сражения Хазрат Аббаса
